Неточные совпадения
— О, вы еще не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают;
побежит за ней
следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу
по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, — хочешь быть посланником?
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем
по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он
побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж
след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Мы шли в середине, старики рядом, а молодежь
бежала по сторонам, увлекаясь
следами выдр, лисиц и зайцев. На конце поляны инородцы остановились и пропустили меня вперед.
Ему чудилось, что все со всех сторон
бежало ловить его: деревья, обступивши темным лесом и как будто живые, кивая черными бородами и вытягивая длинные ветви, силились задушить его; звезды, казалось,
бежали впереди перед ним, указывая всем на грешника; сама дорога, чудилось, мчалась
по следам его.
А пароход быстро подвигался вперед, оставляя за собой пенившийся широкий
след. На берегу попадались мужички, которые долго провожали глазами удивительную машину. В одном месте из маленькой прибрежной деревушки выскочил весь народ, и мальчишки
бежали по берегу, напрасно стараясь обогнать пароход. Чувствовалась уже близость города.
По рассказам арестантов, этот старик убил на своем веку 60 человек; у него будто бы такая манера: он высматривает арестантов-новичков, какие побогаче, и сманивает их
бежать вместе, потом в тайге убивает их и грабит, а чтобы скрыть
следы преступления, режет трупы на части и бросает в реку.
Поднявши стаю, надобно следить глазами за ее полетом, всегда прямолинейным, и идти или, всего лучше, ехать верхом
по его направлению; стая перемещается недалеко; завалившись в долинку, в овражек или за горку, она садится большею частию в ближайший кустарники редко в чистое поле, разве там, где перелет до кустов слишком далек; переместившись, она
бежит шибко, но собака, напавши на
след снова, легко ее находит.
Бежит Помада под гору,
по тому самому спуску, на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе.
Бежит он сколько есть силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится
по наглаженному полозному
следу, на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно темных окон, два окна смотрят, словно волчьи глаза в овраге.
И — без слов, без мыслей, без сознания — влекло в эту ночь
бежать без одежд
по сонному лесу, обнюхивать торопливо
следы чьих-то ног в росистой траве, громким кличем призывать к себе самку.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв
след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой земле; как,
по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти
бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, — на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час, на роду написанный, и свалился он на сыру землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь
по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и
бежит за ним
по полю кровавый
след.
Мне казалось, судя
по направлению лая, что собака гонит влево от меня, и я торопливо
побежал через полянку, чтобы перехватить зверя. Но не успел я сделать и двадцати шагов, как огромный серый заяц выскочил из-за пня и, как будто бы не торопясь, заложив назад длинные уши, высокими, редкими прыжками перебежал через дорогу и скрылся в молодняке.
Следом за ним стремительно вылетел Рябчик. Увидев меня, он слабо махнул хвостом, торопливо куснул несколько раз зубами снег и опять погнал зайца.
Рыба, застигнутая внезапно обмелением водяных сообщений в ямах, или, по-московски, в бочагах, переходит иногда из одного в другой сухопутно, прыгая
по тому мокрому
следу, где недавно
бежала вода.
В смене было двенадцать человек. Сначала
бежали гурьбой, а потом разбились кучками
по трое, чтобы запутать
следы. За ночь нужно пройти верст двадцать. Арефа пристал к слобожанам — им всем была одна дорога вниз
по Яровой.
Парень без шапки
следом идёт и молчит. Прошли огороды, опустились в овраг, —
по дну его ручей
бежит, в кустах тропа вьётся. Взял меня чёрный за руку, смотрит в глаза и, смеясь, говорит...
Павлусь тоже пустился было
по следам храбрых, но как был слабосилен, а тут еще отбарабанен порядочно, не мог никак
бежать за героями.
«О, вы еще не знаете его, — восклицает Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия: чуть заметит какую-нибудь букашку, козявку, сейчас
побежит за ней
следом и тотчас обратит внимание…» «Я его прочу
по дипломатической части», — заключает литературный Манилов, любуясь великими способностями русского человека и не замечая, что с ним еще надо беспрестанно делать то же, что произвел лакей с Фемистоклюсом Маниловым в то самое мгновение, как отец спрашивал мальчика, — хочет ли он быть посланником?
Давно ли
по его
следамВся эта чернь шумя
бежала?
И идем мы опять мирно и благополучно и, наконец, достигши известных пределов, добыли слух, что изограф Севастьян, точно, в здешних местах ходит, и пошли его искать из города в город, из села в село, и вот-вот совсем
по его свежему
следу идем, совсем его достигаем, а никак не достигнем. Просто как сворные псы
бежим,
по двадцати,
по тридцати верст переходы без отдыха делаем, а придем, говорят...
Теперь к ее подруге перейдем,
Чтоб выполнить начатую картину.
Они недавно жили тут вдвоем,
Но души их сливались во едину,
И мысли их встречалися во всем.
О, если б знали, сколько в этом званье
Сердец отличных, добрых! Но вниманье
Увлечено блистаньем модных дам.
Вздыхая, мы
бежим по их
следам…
Увы, друзья, а наведите справки,
Вся прелесть их… в кредит из модной лавки!
Рыжий Кирилов Сокол, едва почуяв заячий
след, бросается
бежать по прямой линии и громким лаем дает знать о себе зверю за целую версту.
И, получив пятак, он берет красный медный чайник и
бежит на станцию за кипятком. Широко прыгая через шпалы и рельсы, оставляя на пушистом снегу громадные
следы и выливая на пути из чайника вчерашний чай, он подбегает к буфету и звонко стучит пятаком
по своей посуде. Из вагона видно, как буфетчик отстраняет рукой его большой чайник и не соглашается отдать за пятак почти половину своего самовара, но Яша сам отворачивает кран и, расставив локти, чтобы ему не мешали, наливает себе кипятку полный чайник.
— Ну, стало быть, ты это понимаешь, и потому, быв там, не зевай и расспрашивай, кого знаешь, что и как. Если слух будет, сейчас же накрой ее и ко мне представь. Сверх того, в этом деле Егор Парменыч что-то плутует, держи его покуда на глазах и узнавай, где он и что делает. Одним словом, или сыщи мне девку, или
по крайней мере обтопчи ее
след и проведай, как и отчего и с кем она
бежала. Сам я тоже буду узнавать, и если что помимо тебя дойдет до меня, значит ты плутуешь; а за плутни сам знаешь, что бывает.
В ночь иней выпал: и на сучьях иней, и на шубе моей иней, и Демьян весь под инеем, и сыплется сверху иней. Разбудил я Демьяна. Стали мы на лыжи и пошли. Тихо в лесу; только слышно, как мы лыжами
по мягкому снегу посовываем, да кое-где треснет дерево от мороза, и
по всему лесу голк раздается. Один раз только живое что-то зашумело близехонько от нас и прочь
побежало. Я так и думал, что медведь. Подошли к тому месту, откуда зашумело, увидали
следы заячьи, и осинки обглоданы. Это зайцы кормились.
Прибежал товарищ, собрался народ, смотрят мою рану, снегом примачивают. А я забыл про рану, спрашиваю: «Где медведь, куда ушел?» Вдруг слышим: «Вот он! вот он!» Видим: медведь
бежит опять к нам. Схватились мы за ружья, да не поспел никто выстрелить, — уж он пробежал. Медведь остервенел, — хотелось ему еще погрызть, да увидал, что народу много, испугался.
По следу мы увидели, что из медвежьей головы идет кровь; хотели идти догонять, но у меня разболелась голова, и поехали в город к доктору.
Проскачет вперед, испугается чего-нибудь и
побежит назад
по своему
следу.
Гончие собаки, когда гоняют зверя
по следу, то никогда не
бегут по самому
следу, а стороной, шагов на 20.
Собака часто
бежит за хозяином
по следу, а увидит хозяина — испугается, не узнает и начнет лаять до тех пор, пока не обнюхает его и не узнает, что то, что ей на глаз страшно, есть самый ее хозяин.
Пусть
по следу псы, заливаясь,
бегут,
Пусть ловлею князь удоволен!
Убогому петь не тяжёлый был труд,
А песня ему не в хвалу и не в суд,
Зане он над нею не волен!
Вдруг в фанзу как сумасшедший вбежал Рожков. Схватив винтовку, висевшую на стене, он стремглав выбежал из дома.
Следом за ним вбежал другой стрелок, потом третий, потом все начали хватать ружья и
бежали куда-то, сталкиваясь в дверях и мешая друг другу. На мои вопросы, что случилось, они не отвечали, но
по лицам их я увидел, что все были чем-то возбуждены и спешили, чтобы не упустить какой-то редкий случай.
По следам кабарги
бежала крупная росомаха.
Следы тигра шли прямо в лес.
По ним видно было, что зверь, схватив собаку, уходил сначала прыжками, потом
бежал рысью и последние 500 метров шел шагом. Оборванный собачий поводок волочился
по снегу. Отойдя с километр, он остановился на небольшой полянке и стал есть собаку. Заслышав наше приближение, тигр бросил свою добычу и убежал. Когда мы подошли к собаке, она оказалась наполовину съеденной. Мы стали настораживать здесь ружья.
В это время в лесу показались собаки. Они
бежали вразброд, связанные
по две,
по три и в одиночку. Настороженные уши, горящие глаза и порывистое дыхание их указывали на то, что они гнались
по следам козули. Собаки пронеслись мимо нас с такой быстротой, что задержать их нам не удалось.
Дали знать полиции. Та
по горячим
следам бросилась за графом Сандомирским, но разыскать его не могли: он как в воду канул. Оказалось впоследствии, что он в этот же вечер
бежал за границу.
О. Иоанн не заставил себя долго ждать. Через несколько дней после отправки письма, к подъезду княжеского дома подъехала карета,
по следам которой
бежала толпа народа, и из нее вышел о. Иоанн. Благословляя
по обе стороны собравшуюся у подъезда толпу, он прошел в швейцарскую и приказал доложить о себе княгине. Она приняла его в комнате, смежной со спальней больного.
Широко расстилались
по нему песчаные, голые отмели, на которых волны оставили свои
следы грядами; слышен был грустный, однообразный плеск речного прибоя;
по реке не ходили валы, но как-то порывисто, страшно
бежали густые, как массы растопленного стекла, воды, мутные от вчерашнего дождя, и, казалось, готовы были захлебнуть все, что преграждало им ход.
Вы знаете
по истории, что казнь врача привела в ужас всех иностранцев, живших тогда в Москве, что Аристотель
бежал было в свою землю, что «князь великий пойма его и, ограбив, посади на Онтонове дворе за Лазарем святым», что художник исполнил обет свой — докончил храм Успения пресвятой богородицы. Но что после сделалось с ним, с сыном его, куда
след их девался — нигде не отыщете. Напрасно сердце ваше спрашивает, где лежит прах их… Бог весть!
И кинулся на них с ножом. Черкизовцы
побежали вниз
по Богородскому Валу. Заводские гнались
следом и били их
по шеям.
Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся опять назад, и наконец, как всякий зверь,
побежал назад,
по самому невыгодному, опасному пути, но
по знакомому, старому
следу.
Одна армия
бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и казалось бы тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что-нибудь выгодное и предпринять что-нибудь новое. Но после четырехдневной остановки, толпы их опять
побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений,
по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу —
по пробитому
следу.